НАДЕЖДА МУРАВЬЁВАРодилась в 1970 году, в Москве. В 90-х годах жила в Латинской Америке. Сейчас снова в Москве. В первую очередь — писатель и поэт, потом — журналист со стажем;
немало лет проработала как литературный критик в «Независимой газете», в литературном приложении «Экслибрис» и штатным —
и внештатным сотрудником, ведущим полосы. Перевожу с испанского, хотя это не основная профессия.
Но, несомненно, кроме всего прочего, ещё и переводчик с испанского и английского, и предподаватель испанского. Лауреат Филаретовской премии.
Живу в Москве. Рассказы печатались в разных журналах здесь и в Америке.
Роман «Майя» из эпохи Серебряного века был напечатан из-вом «Захаров» в 2005 году.
Одно из самых любимых занятий, помимо чтения, — это странствие по городам и весям разных стран, а так же по языкам и фольклору разных народов.
Русский язык как таковой, его сокровища, его скрытые возможности — одна из самых больших любовей.
КАМЕННИК
ПО ДОРОГЕ Обветшавшие сени мирного дома… На сеновале трухлявый пол, и опасные доски, и дыры. Река набухла, и правый берег размыло, И Каменник весь разлился, так что камней Не увидишь в чавкающей воде. Две жерди, два хлипких мостка Переброшены в этот мир из иного мира, В одну мою жизнь из другой. Ночами и днями, когда застучится под самое сердце Вода оврага, реки, Каменника, дождя, Родника, многоцветных луж по дороге в деревню, Я выбираюсь на эти мостки и иду, Осклизаясь, хватаясь за пропитанный Влагой и дымом воздух. Вот еще немного — и я упаду, и промокнут ноги, Но каждый раз — еще немного — сквозь тяжкую глину оврага, Земляничные мокрые листья И пухлые шапки коварных белых растений, Опушающих все лицо липучей пыльцой, Я вырываюсь наверх, Выхожу на свет И вижу — старая ель обхватила руками березу, Накрененную, словно лодка, и не дает утонуть, И держит ее, прочно обвив ветвями. А небо волнуется, и два еще километра до дома, До мирного дома, единственного моего. Еще подъем, и еще холм, и Еще холмы мешают мне думать и видеть. Но церковь моя в тополиных, крапчатых листьях, Снесенная в пятьдесят первом, Стоит у самой дороги. Вот — мне бы идти налегке, Но руки ноют от груза ненужных вещей — От пустеющих воспоминаний об обидах и оскорбленьях, О моем неумении вовремя выйти Из игры, об этих мучительных играх… Но ведь нет ничего — Только плещется молоко, и капли Бегут по жести бидона. Донести молоко из одной деревни в другую — Такое мирное, спокойное дело. Донести мою Многократную, эхом продленную нежность, Открыть скрипучую дверь голубого цвета И молочно-белое слово Поставить на стол, которого все еще нет, А, может, уже не будет. И запах накаленной красной печи, И серебристый, облупленный голубь над книжной полкой, И голоса, и ощущение, что наконец Воротился… Господи Боже ты мой, я по этим мосткам, По этой размокшей дороге, вдоль цепи холмов Готова из ночи в ночь, изо дня в день, Потому что Ты, потому что утрата, Потому что ее не бывает, Потому что Дом, Потому что Ты, Потому что память равна воде. 12 декабря 1994 *** Мы были тогда незнакомы, Всем детством разделены, В больницах скучали по дому И видели схожие сны: Был города выцветший кокон Безжизнен, прозрачен и тих. В похожести вымерших окон Не выделить окон своих. Там вещи слегка изменились И улицы сдвинулись с мест, Там лестницы накренились, Спасительный темен подъезд. Но комната все еще та же, Как будто никем не взята. Я трогаю стены и глажу, Мой дом. А за ним пустота. Мой радостный, ты ли утрачен, Каким перечеркнут пером, Каким номерком обозначен В ряду обреченных на слом? Вбегаю, срываюсь с балкона И вижу, взлетев впопыхах – Блестят тополиные кроны, Как медная мелочь в руках, Окно чердака за решеткой И серую пропасть двора. Над дальней зубчатой высоткой Неслышно парят флюгера. Не встретиться в городе сонном, Пока или я или ты Крылатую душу балкона Не сдвинем со смертной черты. Балконная дверь распахнется, И день встрепенется за ней, И сердце внезапно очнется От детской печали своей. Коснутся летящих ладоней Шаги, голоса и листва Безмерным весельем о доме, О даре, о дали, о снах. 1994 г. Москва
*** Уходят в дождь беленые стволы Туда, где мир настороженный стих, Где полукругом сдвинуты столы, И яблоки тяжелые на них. Торжественность готовых переправ, Пространство, осененное листвой. Никто не стар. Никто уже не прав. Никто не спит. И дом стоит пустой. Оставленность. Земля стоит одна. Не заперты пустые погреба. Не выбелены скаты полотна, И тяжесть, непривычная губам За звуком звук у голоса крадет, И разговор, не признающий слов, Как белый свет, не двигаясь, растет Над пустотой покинутых столов. 1997 г.
*** Беседую с сердцем моим (Пс.76:7)
Ты заперто во мне. Заключено Ты кажешься моим. На самом деле Ты не мое. Ты просто мне дано. Ты временно. Ты знаешь о пределе. Ты знаешь натяженье тетивы, Когда нельзя. Ты знаешь о запретах. Ты знаешь кровь, падения и рвы. Нет, ты не знаешь ничего об этом. Нет, ты не знаешь ничего. Опять, Крича во сне, самой себе чужая, Тебя, тебя я буду окликать, Твои рывки почти опережая. Ты никогда не думаешь о том, Что в этой тьме от края и до края Ты — не одно. Мы все-таки вдвоем. И тьма горит. И нет ее. Я знаю. 2000 г.
* * * Я пройду долиною смертной тени. Я увижу самые донья камней. Их стоячие очи, жесткие переплетенья Искривленных болью корней. Я не увижу проводников со свечами. Их руки передо мной не растопят тьму. В долгое эхо, спресованное ночами, Я никого не возьму. И только сердце мое Жалкое, полуслепое, Сердце мое, Как заклинанье, Срываясь, Повторяет из темноты: «Не убоюсь зла, потому что Ты со мною, Не убоюсь его. Потому что Ты». 2000 г.
ДВА ГОЛОСА В ГЛУБИНЕ: ОБЪЯСНЕНИЕ В ЛЮБВИ Слышу Тебя и не слышу. Вижу Тебя и не вижу. Знаю Тебя и не знаю. Мы обнялись, И нас разделяют Все туманности мира. Слышу нежность и даль Твоего молчания И мне не страшно. Ты слышишь — Я молчу за пределами слова, За границами тела. В сердцевине Солнечного сплетенья. Я слышу — В лесах и полянах тела. В человеческой речи. Я — середина между крылами, Я — одно из крыльев. Ты — моё правое. Я — середина. Я — моё правое. Оба крыла Встречаясь в нежном пространстве молчания, В пространстве полета, В пространстве дельфинов Мой открывают голос. Твой голос. И мир между нами Делается звучащим. Делается дорогой. Делается свиданием. Свиданьем. Май 2004 г.
ДЕРЕВО СНАРУЖИ И ИЗНУТРИ Если твой ствол — говорящая лампа, Что ты наскажешь мне светом своим, Что ты мне высветишь дальней листвою, Тихое место и солнечный дом? Там, наверху, прошумело пространство — Это качели и колокола. Двинулась плоть, и внутри просветлело. Так ли, как тополь, ступаешь ко мне…
2005 г. июнь
ПОЧТИ КОЛЫБЕЛЬНАЯ Детей ты сиротами не отпускала — Как знала, что им одиночества мало, Им мало родиться, в земле обветшалой Поставить свою колыбель… Им мало больничного, серого хлеба, Им нужен ладоней закинутый невод Слова и ресницы живого напева, Морская, соленая хмель. Для них ли под сердцем пустыня чужая, Для них ли в подвалах вода неживая, И память — для них ли, скажи? Им — сонмы планет и огни островные, Им — дальние горы и звери лесные, И — жизнь. И несмертная жизнь. Май 2006 г.
Созвездие Филарета на середине мира город золотой новое столетие СПб Москва корни и ветви |